Жил да был стриптизер Иванов.
Он любил танцевать без штанов.
Ночью попою страстно крутил,
В выходные в солярий ходил.

В стриптиз — клубе «Упругая выпуклость»
Не бывало свободных мест,
Когда в костюме матросика
Иванов взграмождался на шест.

И жил Иванов беззаботно:
Лишь блестками мазал соски,
Из штанов доставал банкноты
И сбривал на руках волоски.

Только в жизни не все так гладко-
Никого не обходит кризис:
Сначала лопнули банки,
Потом клуб «Упругая выпуклость».

И вот Иванов на улице,
Все также блестят соски,
Но только уже от иния
И торчат на руках волоски.

Голодный, усталый и голый
Прилег Иванов помереть,
Его упругая выпуклость
Стала уже коченеть,
И думал он, что все кончено,
Что время его истекло.

И вспомнился вдруг солярий,
В котором было тепло,
И запах сладких аладий,
Что делала бабка Нинка,
И друг, стриптизер-Геннадий,
Повесившийся на стрингах.

Иванов очнулся в серебряной Ладе
С надписью ГИБДД,
С ним рядом сидел очень толстый дядя
в люминисцентном ремне.

Иванов подумал, что умер
И попал, конечно, же в ад,
Поскольку, в раю не бывает автомобилей Лад.

А толстый дядя спросил его строго,
поскольку, был «старым солдатом»:
«Зачем же ты, парень, лежал на дороге?»,
Но, только все это, конечно же, матом.

И тогда Иванов рассказал подробно
Историю своей жизни,
И даже про стриптизера Геннадия,
что было, возможно, лишним.

И сказал очень толстый дядя:
«В тяжелые времена,
Когда все профессии заняты,
Всегда свободна одна!

Никто вливаться не хочет
В стройные наши ряды,
И все смеются над нами
За то, что у нас животы!».

И толстый дядя заплакал,
И сказал Иванов в ответ:
«Возьмите меня на работу,
Мне не страшен позор».

А потом они плакали вместе-
ГАИшник и стриптизер,
И с тех пор на широкой дороге
С жезлом стоит Иванов.

И суют нарушители деньги
В карманы серых штанов,
Отрастил он усы густые
И, конечно, огромный живот.

И никто теперь в Иванове
Стриптизера не узнает,
Только ночью после работы
Он блестками мажет соски.
И, взяв острую бритву,
Задумчиво смотрит
На левой руки волоски.


Мадам Полина (Камеди Вумен)